Фанфики, автор - Elfella

[utenaworld]

Утащено из Their Eternal Apocalypse
Название: Жизнь мертвой розы
Автор: Ellfella
Бета: нет
Фэндом: SKU TV
Дисклеймер: Утена и Микаге принадлежат Тихо Сайто и творческой группе Be-Papas, идея – Утене-Лине. Фанфик написан по ее арту (Утена-мечница и Микаге-маг) и комменту к нему. Арт мною утерян. Кто понял, о чем я – поделитесь, нэ? (от Утены-Лины: кажется, речь идёт об этой работе)
Пейринг: Содзи Микаге/Тендзё Утена
Рейтинг: PG
Жанр: agnst, местами флафф
Размер: mini
Предупреждения: ООС, AU, ОС
Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой
Саммари: Как-то раз, в одном фэнтезийном мире...
От автора: Вольным продолжением фанфика является фик «Роза, цветущая на Краю Света» (см. ниже). В принципе, они особо не связаны. Но автор крайне советует прочитать «Розу...», поскольку это своеобразное продолжение вышло значительно лучше попытки № 1.

Потом говорили, что в полночь того дня он был у городских ворот, и вороной конь под ним дышал огнем. Пламя вырывалось из ноздрей «оседланного демона», а глаза полыхали ярко-алым, как у духа отмщения; и стражники, которым надлежало после захода солнца не пропускать в город никого, отворили ворота пред всадником огнедышащего чудовища. Подчинились неразличимому, но вполне ощутимому взгляду наездника в низко надвинутом капюшоне...
Утро он встретил на пустынной городской площади – одинокий человек в черном плаще, бродяга с дорожной сумой через плечо и кошелями у пояса. Кошели шуршали и позвякивали при малейшем движении владельца; впрочем, он мог двигаться совершенно бесшумно, когда в этом была необходимость.
Розовый цвет на рассветном небе плавно переходил в нежно-голубой, когда он поднялся с бортика городского фонтана, взял прислоненный рядом посох и двинулся дальше. Пешим ходом, потому что коня у него на самом деле не было; этот «дух отмщения», позднее порожденный молвой, еще не возник ни в чьем развитом воображении. Хотя если бы у него был конь, то действительно вороной масти. Черный цвет всегда подходил ему больше других.
Странник в запыленном плаще вошел в город вовсе не в полночь, как рассказывали позднее, а на рассвете, и зевающие стражники пропустили его, даже не взяв пошлины; по какой-то причине он показался им не стоящим внимания, а через минуту они и вовсе забыли о его существовании.
Неудивительно. Он никогда не любил привлекать к себе внимание. Предпочитал оставаться в тени и оттуда незаметно управлять событиями...
До тех пор, пока однажды не понял, что кто-то управляет им.
Все начиналось с мертвых роз. Они были прекрасны в своей неживой, застывшей навеки красоте – и, увидев смерть, он стал на шаг ближе к этой красоте. Он сохранил в своей памяти образ того, кто дал ему представление о вечности. Физическая смерть этого человека не имела значения. Он был рядом – всегда. Он помогал, направлял и указывал, одновременно подчиняясь...
Они стали единым целым, и желания их слились воедино; они хотели заглянуть в глаза смерти ради науки, принести страшную жертву – для того, чтобы жить вечно.
И жертва была принесена. Во имя науки, ради себя – какая разница?
Позабытый всеми, он всех уничтожил – и стал призраком среди призраков, правителем гробниц, с легкостью проникающим в чужие души.
Только одна душа оставалась неприступной для него.
Только одна.
День, когда он понял это, стал его последним днем ТАМ; мир его сдвинулся с места. Когда-то блестящий ученый, прикоснувшийся к смерти и сумевший объединить ее с жизнью в чрезвычайно опасное, но, по сути, бессильное сочетание, теперь он был просто усталым путником, несущим на душе свой груз, свою химеру.
- Извините... вы приезжий? – чей-то звонкий голосок нарушил ход его мыслей.
- Да, - согласился он, удивленно глядя на маленькую девочку в ярком платьице, которая задала этот вопрос. В руках у девочки была корзинка.
- Вы что-то ищете? Или кого-то? – на улице появились первые прохожие; большинство зевало и, похоже, еще досматривало утренние сны, но девочка выглядела довольно бодрой.
- Кого-то, - подтвердил он.
- Я могу помочь вам в этом? – спросила девочка и, видя его недоумение, поспешила объясниться: - У вас был такой вид... Будто ищете что-то и не можете найти. Что-то очень важное, - девочка вдруг улыбнулась. – Лавка на Улице Роз откроется не раньше чем через десять минут, так что вы можете меня проводить. Мы пойдем по длинной дороге, и вы расскажете, кого ищете.
«Улица Роз?»
- Я... не ищу, - попытался объяснить он. – Я жду. Я должен ждать.
- У вас очень странный посох, - нахмурилась девочка. – Его навершие... это для красоты? – девочка вдруг резко отпрянула. Корзинка выпала из ее рук. Небольшие глиняные предметы, заботливо расфасованные по одному, рассыпались по брусчатке, несколько разбились. Взглянув на изделия, вылепленные из глины разных цветов и затем обожженные в печи, он с удивлением узнал в них бутоны роз с едва отделенными круглыми лепестками.
Девочка с ужасом смотрела в его карие глаза, только сейчас заметив едва уловимый красноватый оттенок радужек.
В следующее мгновение сонную тишину просыпающейся улицы разорвали панические вопли:
- Пожар!
- Горим! – и он понял, что за неприятный запах тревожил его ноздри на протяжении последних минут.
Девочка вздрогнула. Тут же позабыв о нем, опрометью бросилась на крики; он, сам не зная почему, последовал за ней. Девочка бежала очень быстро, быстрее даже, чем люди, мчащиеся к пожарному колоколу.
Огонь не успел распространиться, ограничился одним домом; вернее, его вовремя ограничили. В городе, состоящем преимущественно из деревянных строений, пожар – настоящее бедствие; бывало, от одной случайной искры выгорали дотла целые кварталы.
Дом, доставшийся огню, был обречен; пламя даже не пытались тушить. Подъехавшие на подводе пожарные ничего не могли сделать; давнишняя девочка, уже без корзинки, стояла на коленях, глядела в огонь и плакала. Не зная, что делать, он замер рядом с ней.
Внезапно на верхнем этаже треснули и распахнулись деревянные ставни – похоже, заклинила задвижка, потому они не открылись вовремя.
Женщина, по пояс высунувшаяся из окна, протянула собравшейся внизу толпе отчаянно кричавшего младенца; ее руки были в крови и занозах – он видел это даже отсюда – а в глазах застыла немая мольба.
- Ма... ма, - всхлипнула девочка, заговорившая с ним первой.
Девочка, которая хотела помочь ему.
Пожар.
Женщина, пытающаяся спасти свое дитя, почти задохнувшаяся от дыма.
Даже пожарные не осмеливались подойти ближе, чтобы поймать младенца; дом вот-вот должен был рухнуть.
Случайная искра... или подсвечник с тремя свечами... и чей-то мир перестает существовать. Возможно – насовсем. А возможно – сменившись иллюзией, карикатурной и вместе с тем более страшной, чем любая реальность.
Женщина что-то кричала. Девочка плакала. Младенец отчаянно голосил, а люди внизу – смотрели.
Ни о чем не думая, желая только, чтобы это закончилось, он простер вперед и вверх руку со сжатым в ней посохом. Черные как розы, холодные молнии зазмеились по отполированному дереву, сорвались с хрустального шара в навершии; устремились к полыхающему дому, объяли его, уничтожая огонь – и превратились в мягкие руки, которые осторожно взяли женщину с младенцем и бережно перенесли их на землю.
Какую-то секунду в воздухе висело тяжелое, изумленное молчание; а потом сгоревший дом все-таки рухнул, и голос из толпы постановил:
- Колдун!
Прежде, чем он сообразил, о ком идет речь и почему в его теле поселилась такая неимоверная усталость, чужие руки схватили его, отобрали посох, суму и кошели, связали кисти за спиной – так туго, что веревки впились в запястья, и с выкриками: «Колдун!», «Проклятый чернокнижник!», «Это он поджег дом!», «Он собрался проклясть наш город!», «Пусть его судит Совет!», «Сжечь его! На костер!» – увлекли куда-то за собой.
Куда – он не помнил; сознание милосердно оставило его.

- В последний раз увещеваю тебя – покайся! Ты умрешь прощенным! – он не слышал, что говорил жрец в черной рясе, так похожей – и по цвету, и по крою – на его собственную мантию, ранее скрытую плащом. Он отрешился от всего.
Городской совет – пародия на другой Совет, Студенческий; или это ТОТ Совет был пародией на этот? – приговорил его к смерти путем сожжения на костре. За «применение запрещенной черной магии в публичном месте».
Обвинение было ему не вполне понятно, а вот приговор вопросов не вызывал. Сожжение на костре – в этом таилась странная, извращенная, однако несомненная справедливость. Когда-то он сжег сто невинных душ; теперь ему предстояло на себе испытать, что они чувствовали, умирая. Его посох собирались предать огню вместе с ним. Это не особо интересовало его, хотя и вызывало некоторое недоумение. В чем виноват его верный помощник в странствиях, не раз сослуживший добрую службу? Суеверия, сплошные суеверия... Чьи-то иллюзии.
Крики, полные ненависти, и плевки по дороге на костер смущали его не больше, чем чужие взгляды; уже взойдя на эшафот, он заметил в толпе оборванную женщину; забинтованными руками она прижимала к себе драгоценный сверток с младенцем. Давнишняя девочка с сувенирными розами тоже была тут. Стояла, вжавшись лицом в живот матери.
«Мертвые розы, - подумал он. – Как я».
И заметил, что из-под опущенных век женщины – глаза ее были закрыты – тянутся дорожки слез, а губы непрерывно шепчут что-то. В шуме, окружавшем ее, ничего не было слышно, но...
Молитва, предположил он. В этой женщине не чувствовалось ненависти; она молилась ЗА НЕГО. Своего... спасителя?
Почувствовав, как тяжесть груза, довлевшего над ним все это время, ослабла, он невольно улыбнулся. И улыбался до тех пор, пока не увидел одинокую девушку, с решительным видом проталкивающуюся к эшафоту. В серости этого пасмурного дня ее волосы казались ярким золотисто-рыжим пятном; рукой девушка придерживала меч в ножнах.
Будто почувствовав его взгляд, она посмотрела в ответ. Их взоры встретились, и ее лицо приобрело неожиданно жесткое, бескомпромиссное выражение. Губы сурово сжались, брови сошлись на переносице; не реагируя на возмущенные выкрики, девушка прокладывала себе путь через толпу, а ее рука уже тянула из ножен меч.
«Нет!» – подумал он, но сказать почему-то не смог; цепи, приковывающие его к столбу, не давали сделать шаг навстречу, чтобы... оттолкнуть?
Или – обнять?
«Вы что-то ищете?»
«Кого-то. И я не ищу. Я жду. Я должен ждать».
Человек, стоявший рядом с эшафотом, дочитал приговор. Приготовился бросить факел на предназначенную для «колдуна» груду поленьев...
И – отлетел в сторону. Рыжеволосая девушка не успела обнажить меч, так что отбросила его в сторону при помощи ножен – как и нескольких стражников ранее. Одним прыжком взлетела на деревянный помост, выхватила клинок и с яростным криком обрушила его на цепи, рискуя прикончить «колдуна» на месте. Оковы разлетелись вдребезги; меч в ее руках явно был непростым.
Как и она сама. Необычная девушка. Особенная.
- Во что это ты вляпался, Содзи?! – она больше не звала его «сэмпай», да и глупо бы это звучало в подобной ситуации. – Руки! Быстрее!
Взмах меча освободил его от пут, но опухшие, посиневшие, затекшие запястья с кровавыми следами от впившихся в тело веревок не желали повиноваться. Отряд стражников уже спешил к помосту; подавшаяся вперед толпа неистовствовала, желая добраться до нарушителей первой, разорвать их в клочки.
- Посох, - сказал он, в следующий миг ощутив прикосновение гладкого дерева; а потом к пальцам вернулась чувствительность.
По хмурому небу быстро плыли серые тени облаков.
Крепко сжав одной рукой посох, а другой ладонь рыжеволосой воительницы, он пожелал стать незаметным. Раствориться в воздухе. Исчезнуть. Перестать существовать для этих людей.
Стражники остановились, пораженно глядя на опустевший помост; толпа распалась на множество отдельных, оглядывающихся и строящих разнообразные предположения частиц.
- Ты пришла, - сказал он, ведя ее за собой и не боясь быть услышанным в поднявшейся суматохе. Люди, мимо которых они проходили, не видели их в упор, а, получив случайный толчок, грешили на соседа. Кое-где вспыхнули драки, и кричали что-то стражники, но он продолжал идти. – Я ждал тебя.
- Ждал? – она казалась немного удивленной – не то его действиями, не то словами.
- Я знал – следующей будешь ты, - он на мгновение остановился. Коснулся навершием посоха склоненной головы женщины, которая прижалась к стене ближайшего дома и заслонила от толпы младенца и маленькую девочку. Женщина вскинула изумленный взгляд; он знал, что все ее раны и раны ее детей зажили в этот миг, знал, что отныне их будет хранить сама судьба. – Ты спасла меня, Тендзё Утена.
«Не знаю, благодарить тебя за это или проклинать. Хотя я бы никогда не посмел проклясть тебя. Сама того не зная, ты стала смыслом моего существования, единственной причиной, по которой я до сих пор жив – дуэлянт мертвой, Черной Розы, до недавнего срока увядавшей в моем сердце.
Впрочем, была ли эта роза мертвой? Или – засушенной, но готовой в любой момент ожить и расцвести вновь?
Я не знаю. И не собираюсь узнавать – потому что это не имеет значения».
Девочка посмотрела прямо на него, хотя он знал – она его не видит и не слышит, и протянула что-то на раскрытой ладони. Он присмотрелся – и узнал глиняную розу-сувенир.
- Возьми ее, - попросил он, и рыжеволосая мечница бережно приняла дар свободной рукой. Девочка кивнула и улыбнулась, хотя для нее роза просто исчезла. – Тебе она еще пригодится. Когда нас отыщет Невеста... Химемия Анфи, - он представил, как опустит глиняную розу в землю далекого края, где никогда не бывает войны – и как подставит листья солнцу первый розовый куст, проросший из того, что раньше было искусственным цветком. Ему, прикоснувшемуся к смерти, под силу извлечь жизнь даже из мертвой розы – теперь он знал это.
Она ничего не сказала. Только крепче сжала его руку.
А когда они вместе, бок о бок, вышли за городские ворота, рыжеволосая мечница вложила глиняную розу в его ладонь. Улыбнулась – особенной, нежной улыбкой – и ответила на невысказанный вопрос:
- Ты спас меня, Микаге Содзи. Спасибо тебе.
Сквозь разрыв в мрачных облаках проглянул краешек сонного солнца.

Название: Роза, цветущая на Краю Света
Автор: Ellfella
Бета: нет
Фэндом: SKU TV
Дисклеймер: Химемия, Утена и Микаге принадлежат Тихо Сайто и творческой группе Be-Papas, идея –  Дитя Дженовы. Фанфик написан по этому ее арту:

Пейринг/Персонажи: Содзи Микаге/Тендзё Утена, Анфи Химемия
Рейтинг: PG-13
Жанр: agnst, drama, romance
Размер: mini
Предупреждения: ООС, AU
Размещение: с этой шапкой и высланной мне ссылкой
Саммари: Как-то раз Микаге и Утена решили поискать Анфи в одном психоделическом мире...
От автора: Фанфик является вольным продолжением фика «Жизнь мертвой розы», но гораздо лучше читается без предыстории.

Где и когда он был? Он не знал – и не хотел знать. Так же, как для его рыжеволосой спутницы, это не имело для него никакого значения.
«Здесь падают звезды, и гигантская фиолетово-багровая тень заслоняет солнце – затмение; полная луна смотрит на смертных сверху вниз и хранит свои тайны, а искусно вырезанная драконья голова в навершии посоха держит в пасти хрустальный шарик, холодный, будто лепестки роз, растущих на Краю Света.
Самый обычный Мир. Самое обычное время. Не хуже – и не лучше – остальных», - подумал он, глядя на свою спутницу.
То, чего хотел добиться он, не совпадало с тем, к чему стремилась она – но у их целей был общий корень.
- Любовь, - сказал он. Рыжеволосая мечница удивленно на него посмотрела.
- Ей мешает ее любовь, - объяснил он. – Это чувство убило ее раньше... и убьет сейчас, если мы не помешаем этому.
- Любовь... убьет? – девушка невольно поежилась.
- Так часто происходит, - он больше не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен в хмурые небеса этого Мира.
Он вспоминал – себя, такого, каким был. Человека, живущего в своих снах, одинокого кукловода, полагающего, будто дергает за ниточки Мира.
- Ее любовь сплелась с иллюзией так тесно, что не разъединить – и сейчас убивает ее, подобно петле, медленно стягивающейся на высокой шее. Бесчисленное количество лет она оставалась в одиночестве – те, кого она не замечала, не в счет... как и тот, кто был ее ожившим воспоминанием. Она лежала в своем гробу и видела сон. Миры – всего лишь сны богов, длящиеся вечность... они могут существовать сами по себе, даже если боги покидают их. Горячечные видения, похожие на бред, в которых все, тем не менее, подчиняется несомненной логике. Сны, способные в любой момент превратиться в кошмары.
Она вздрогнула. Он положил ей руку на плечо – не то поддерживая, не то ища поддержки.
- Почему ты помогаешь мне, Содзи? – спросила мечница. – Ты ничего мне не должен... И Химемия тебя не интересует – я знаю. Тогда почему?
- Одна ты не справишься. Ты так и не научилась отличать иллюзии от реальности, - он смотрел в пространство перед собой и чувствовал энергию, исходящую от этого места – то ли с помощью посоха, то ли благодаря собственным нераскрытым до конца способностям. В этом Мире он обладал силой, условно названной «магией»; проявившись в первый раз, странная сила едва не стала причиной его окончательной смерти. Он был заклеймен как колдун и приговорен к сожжению на костре; сопротивляться ему и в голову не пришло. Он не хотел жить...
Но пришла она – и все изменилось.
- Ты уверен, что этот «естественный портал» приведет нас к Химемии? – в отличие от него, рыжеволосая мечница никакой энергии не чувствовала. Перед ней простирался обыкновенный горный ландшафт; было трудно поверить, будто где-то здесь находится разрыв в ткани Мироздания, но девушка безоговорочно верила своему спутнику и спрашивала скорее для того, чтобы сменить тему.
- Нет. Но мы должны попробовать, - кончиками пальцев свободной от ее плеча руки он коснулся одного из кошелей на своем поясе. В кошеле лежали глиняные цветы, которые должны были дать начало розовому саду. – Без нашей помощи ей не справиться.
- Любовь убила нас, - мечница не стала уточнять, кого имеет в виду. – И любовь дала нам новую жизнь. Мы войдем в этот... портал.
Не убирая руки с ее плеча, он сделал шаг вперед; рыжеволосая девушка шагнула в портал одновременно с ним.

- Утена... сама... – она облизнула запекшиеся, потресканные губы. Боль вернулась, и, не в силах сдерживаться, она застонала. – Ради тебя... я вытерплю все, Утена...
Прошлое преследовало ее.
- Я должна защитить... своего принца, - она сама не слышала своих лихорадочных слов. Ей казалось, что она горит заживо, Инквизиция любезно сопроводила ее к quemadero, месту сожжения...
Вот-вот ее измученная душа оставит далеко внизу истерзанное тело, несущее на себе следы пыток, пожираемое равнодушным пламенем, и воспарит к небесам, наконец обретя долгожданную свободу. Incendium purgat – огонь очищает, и она хочет очиститься, но...
Счастлив тот, кто может умереть. Невеста-Роза – не может. И страдания ее длятся вечно.
Но где костер? Она не горит – ее руки прибиты к установленному вертикально деревянному кресту, а ноги ниже колен кажутся чулками, набитыми месивом из плоти и костей, налитыми невыносимой болью. Почему ее ноги сломаны? Зачем? Она не уйдет, что бы не пришлось вынести, она...
- Я должна принять... твою боль, - неслышно прошептала она – лишь чуть шевельнулись пересохшие губы.
- Здесь ты смертна, принцесса-цветок, - прозвучал чей-то неумолимый голос. – Тебе осталось недолго мучиться.
Распятая на кресте, парализованная болью в перебитых ногах и пронзенных ладонях, она с трудом сфокусировала взгляд на том, кто стоял внизу, у основания креста – в черной с красным сутане и едва уловимой ухмылкой на тонких злых губах.
- Ты обманывала меня, Невеста-Роза, - на его груди висел крест – символ возрождения, похожий на безжалостную насмешку, а талию охватывал отрез багряной ткани, на котором проступали будто сажей выведенные буквы. «El Domine» – гласили они, и на мгновение ей показалось, будто десятки обуглившихся рук с закоптелыми кольцами на безымянных пальцах поддерживают его, обвивают паутиной из белых с алыми надписями бинтов, опутывают сетями, из которых не вырваться; а за спиной его растут черные крылья без перьев, и забинтованная рука с обгоревшим ногтем протягивает нательный крест – единственное спасение... – Ты притворялась тем, кого я любил... чтобы получить власть надо мной. Настал мой черед распоряжаться твоей судьбой; ты больше никогда не увидишь ЕЕ!
Теперь она узнала его. Микаге Содзи. Творец Черных Роз.
- Incendium purgat, - ей вновь показалось, будто подножие креста охватило пламя; в следующее мгновение Микаге исчез. В последний раз прозвучал его отдаляющийся голос: - Гори, ведьма, гори!
- Утена-сама... Я никогда больше... – она уронила голову на грудь. Неважно, было ли пламя; ее тонкое тело пылало в лихорадке. Жить ей оставалось считанные часы.
Солнце иссушало и обжигало ее нежную смуглую кожу; ноги ниже колен казались ей сплошной кровавой раной. – Не увижу...
- Гори, ведьма. – Она не желала узнавать этот голос. Не хотела смотреть на ту, что сейчас обращалась к ней. – Гори в аду, в геенне огненной! Да пожрет она тебя! Здесь твое quemadero, здесь – и в самом inferi!
- У... тена... – прошептала она, силясь разлепить опухшие веки. – Утена... сама!
- Да, Химемия. Ведьмы все равно кончают на костре... даже если я не стану подкладывать хворост. А боги – на кресте. Прощай.
- Утена... так долго... искала тебя! Сотни жизней... я... не уходи!
- Мне не нужна твоя жертва. Найди себе другого принца... в загробном мире.
Звук удаляющихся шагов – ушла. Куда же?
По лицу смуглокожей девушки в красном рубище, распятой на кресте, скатились две слезинки.
Она снова осталась одна.

- Где мы? – рыжеволосая девушка огляделась, не выпуская рукояти меча, до поры до времени остававшегося в ножнах.
Повсюду, насколько хватало взгляда, был песок. Невыносимо палило солнце; судя по всему, они оказались в пустыне.
- На краю света, - он невесело улыбнулся. Усилием воли установил невидимый щит, защищающий от солнца и песка. – Нам предстоит найти розу, цветущую здесь... и преодолеть прошлое, которое не отпускает ее.
- Химемия... – мечница стиснула зубы. Решительно тряхнула волосами: – В какую сторону пойдем?
- Здесь все дороги ведут в одном направлении, - сказал он. – Даже если их нет вообще, этих дорог. Не отходи от меня ни на шаг. Не позволяй иллюзиям увлечь тебя. Сосредоточься на цели.
- Это – мир иллюзий, - сказала рыжеволосая мечница.
- Ни один другой не смог бы задержать Невесту-Розу, - подтвердил он. Встретил взгляд мечницы – и исправился: – Химемию Анфи. Идем?
- Да.
И они пошли.
При каждом шаге ее сапоги увязали в песке едва ли не по щиколотку; эта обувь не была предназначена для путешествий по пустыне.
Не слушая возражений, он взял ее под руку и повел за собой. Его магия облегчила ей путь.
- Почему я снова… в своей форме? – спросила мечница через некоторое время. Впрочем, мечницей она уже не была; оружие исчезло вместе с привычной одеждой.
- Не обращай внимания. Иди, - сказал он хрипло.
Ему самому было все труднее идти с каждым шагом. Воспоминания атаковали; не давали покоя; раздражали самые чувствительные уголки успокоившегося, было, сознания, докапывались до темных глубин, которые, как он думал, давно потеряли значение.
«Ничто не проходит бесследно. Все, что случилось с тобой, оставит свой след. Отпечаток.
Главное – чтобы это не сломало тебя».
- Почему у тебя на груди черная роза? – спросила рыжеволосая девушка по прошествии нескольких минут. Впрочем, рыжеволосой она уже не была; ее пряди приобрели ярко-розовый цвет.
Он бросил взгляд на цветок, о котором говорила его спутница – и заметил еще один. Стилизованный. Неживой – кольцо на безымянном пальце левой руки.
Увидев на своем пальце Печать Розы, он отстранился от спутницы. Развел руками – пустыми, потому что посох тоже исчез. Как и непонятная сила, которую он привык называть магией.
- Пойдем, - сказал.
Незримый щит испарился; больше нечему было защищать их от зноя и песка… которые исчезли тоже.
Девушка с розовыми волосами и ее спутник шли по выжженной, бесплодной равнине, и тусклые лучи солнца сопровождали их в этом путешествии. Эти лучи не жгли и не согревали, да и освещения толкового не давали, только усиливали общее ощущение запустения. Заброшенности.
Он мог только радоваться тому, что находится здесь не один. Будь он один, как раньше – точно бы сошел с ума. Затерялся бы во тьме – то раскаленной, то холодной настолько, что ничто не может существовать.
Это уже случалось прежде.
- Мы будто в кладовке, - заметила его спутница. – Или хлеву… не знаю. Подсобное помещение. Такое впечатление, будто здесь начинался мир.
- Мир всегда создается, начиная с края света, - согласился он. – Это как рубеж, за который нельзя заходить. Что находится за гранью подсобных помещений?
- Чужое пространство, - подумав, ответила она.
- Верно, - подтвердил он. – То, куда некоторые пытаются заглянуть… при помощи заклинаний, заговоров, молитв, тайных ритуалов, магических зеркал, что отражают только полную луну…
- Лучше бы заглянули в себя, - она фыркнула.
- Ты права, - он смотрел вперед. – В этом и есть тайна. Каждый может войти в чужое пространство… для этого нужно только понять себя. Пусть не творец, разве что кукловод на сцене, которая кажется реальностью, а на самом деле является собственным отражением. Зато и не чья-то бессмысленная фантазия, рожденная только для того, чтобы умереть.
- Понять себя невозможно, - в ее голосе прозвучала грусть. – Так же, как и понять других. Случайные слова, подобие знания, глупая вера… а потом – сомнение. И пустота.
- Ты все равно не сдашься. – Он знал это.
- Я никогда не сдаюсь, - с неожиданной твердостью сказала она. И он понял – в этой девушке больше от знакомой ему мечницы, чем от дуэлянтки, которую уже не помнил.
А в нем?
- Мы пришли, - он указал взглядом на крест, возвышавшийся неподалеку. – Где быть оставшимся богам, как не в подсобном помещении?
«Ведь большинство богов ушло. Растворилось в том, чужом пространстве».
- Химемия, - выдохнула его спутница.
Та, кого она знала как Химемию Анфи, а он – как Невесту-Розу, была распята на кресте. Под крестом извивались языки жадного пламени; дым поднимался к выцветшему небу, и, как дым, летели по ветру распущенные темные волосы. Опущенную голову венчала диадема; подол шикарного платья был изорван, обнажал переломанные ноги.
Богиня Химемия Анфи. Ведьма Невеста-Роза.
- Роза, цветущая на Краю Света, - он чувствовал усталость. Невероятную. Смертельную. Он хотел снять с руки кольцо, напоминающее оковы. Хотел сорвать с мундира черную розу, и так ронявшую лепестки. Но – не мог. – Для ТЕБЯ…
- Содзи, сделай что-нибудь! – его спутница не могла приблизиться к пламени – слишком горячо, и до Химемии не добраться; огонь охватит раньше. Не пощадит.
Химемия Анфи, распятая на кресте, медленно подняла веки. Сквозь неверное, плывущее пламя разглядела ту, что пришла к ней. Чуть шевельнулись сухие губы; его спутница заметила. И поняла. Как и он.
«Утена… Ты пришла ко мне».
- Содзи! – его спутница не находила себе места. Ее взгляд метался от него к Химемии Анфи; еще секунда – и она бросилась бы в пламя. Настоящий принц… безрассудная идиотка.
Он не дал ей совершить эту глупость. Вынув из поясного кошеля глиняные розы, он кинул их в огонь. Без сожалений.
- На протяжении всей жизни, - сказал он, глядя, как гаснет пламя, и стебли роз обвивают крест, на котором пробиваются молодые листья, - я искал время. И ходил, и не знал отдыха, меряя землю шагами. А время давно нашло меня. И сейчас, - он глянул на Невесту, чьи раны исцелились в мгновение ока; расцветающие розы не позволили ей упасть с креста, который больше не удерживал ее и вообще, кажется, превратился в дерево, - я должен вернуться.
Розы выстлали алую дорожку, и Химемия Анфи, ступая смуглыми ступнями, спустилась по ней вниз. Прямо в объятия ждавшей ее Утены Тендзё.
- Вернуться? – спросила Невеста-Роза, пристально на него глядя. – Куда? Назад, в иллюзию, откуда мы все родом? Так, Микаге-сэмпай?
- Нет, - он покачал головой. – Домой.
Стебли роз потянулись к той, кого он знал как Утену. Они не могли задержать в своих сетях Химемию Анфи, потому что та сама была цветком.
- Зачем цветам нужны шипы? – спросил он, заслоняя Утену собой.
- Шипы ни за чем не нужны, цветы выпускают их просто от злости, - обронила Химемия Анфи. Она понимала лучше других. Прекрасный цветок, на который никто не обращал внимания… потому что все хотели владеть одним из его шипов. Они верили, будто в этом шипе заключена невероятная сила.
Сила, способная изменить мир.
Утена увидела силу настоящую.
- Не верю я тебе… - улыбнулся он. Улыбка далась легко, несмотря на то, что десятки шипов вонзились в его тело; розовые стебли оплетали все теснее, грозя удушить, кроша прошлое с той же легкостью, что и кольцо с мертвым цветком. – Они стараются придать себе храбрости. Они думают: если у них шипы, их все боятся…
За алыми цветами не было видно крови.
- Уходи, - сказал он, не сводя взгляда с Утены. – Очередной естественный портал совсем близко; уходи. И уводи свою розу.
- Содзи, я… – она хотела спасти и его, но он не дал. Она хотела сказать что-то еще, но он перебил:
- Здесь будет сад. И розы. Не черные. Наконец-то. А тебе здесь не место. Иди; есть и другие миры, кроме этого.
- Но, Содзи!..
- Идем, Утена, - Химемия решительно взяла ее под руку – совсем как он недавно. – Он решил. Так будет лучше для всех.
Утена шла неохотно. Часто оглядывалась. И Содзи, чья плоть становилась цветами, сквозь которого пробивались, прорастая, жесткие колючие стебли, смотрел на нее в ответ.
Только на нее. До самого конца, желая навсегда запечатлеть ее образ в своем сознании, выжечь на внутренней стороне век.
Когда Тендзё Утена и Анфи Химемия растворились в естественном портале, Содзи Микаге позволил себе закрыть глаза и безвольно обвиснуть на шипах-мечах, которые пронзили его.
«Я все еще существую, - подумал он с некоторым удивлением. – Прозрачный, неосязаемый, легкий, будто вздох… Я все еще есть. Я – здесь».
Он знал, что здесь и останется – пока скорлупа чьего-то мира не треснет в очередной раз. Почти гроб; почти крылья из цветов. Радужные, эфемерные, неуловимые…
Содзи Микаге стал новым бутоном на краю света.

Счастлив тот, кто может умереть – ведь ему дано вкусить радость жизни.
Счастлив тот, кто умереть не может – ведь однажды он почувствует, что значит быть живым.

The End.